Когда Бьорн разделся и прыгнул в воду, Ишута набрал полные легкие воздуха, поднырнул, сделал несколько гребков под водой и увидел перед глазами мясистые, волосатые ноги норманна. Быстрым движением он накинул веревочную петлю на лодыжку врага и резко пошел в глубь течения. Один конец веревки был в руке волхва, другой туго затянулся вокруг ноги Бьорна, который даже не успел ничего понять. Все было проделано настолько быстро, что сова и то дольше распахивает крылья. На глубине в полтора человеческих роста Ишута одним точным движением привязал свой конец веревки к топляку и, не высовываясь наружу, гибкой тенью рванулся к берегу без единого лишнего всплеска.
Берег оцепенел. Траллы и викинги в немом ужасе смотрели на торчавшие из воды кисти рук Бьорна. Скрюченные пальцы, казалось, еще движутся, пытаясь ухватиться за воздух. Но на самом деле это легкие волны Днепра, ударяясь о запястья, создавали такое жуткое впечатление.
Хроальд, уронив челюсть, с которой тянулась жирная нитка слюны, пялился на Днепр.
– Мы презрели асов, не спрося их разрешения на поход! Мы все здесь умрем! – Стоявший рядом с Хроальдом Сиггурд попятился.
– Это не мы презрели, а он! – Олаф ткнул пальцем в херсира. – Он послушал ведьму Асгерд и ослеп от жадности!
– Тихо! – Хроальд вскинул руку. – Тихо вы, карлы! Трусливые, тщедушные карлы, а не викинги. Чего вы испугались?
– Этот вопрос мы уже слышали! – Сиггурд трясущейся ладонью коснулся рукояти меча. – Ты очень часто спрашиваешь: чего мы все боимся? Это странно, Хроальд. Очень странно. Не может так быть, чтобы все сразу почувствовали страх.
– Не болтай, Сиггурд, сын Тьерна Счастливого. Твой отец умер с улыбкой на устах, с такой же улыбкой он прожил свою достойную жизнь! Сейчас…
Хроальд подошел к Почаю:
– Ты хотеть, чтобы твой невеста жив? Иди. – Херсир показал мечом в сторону утонувшего Бьорна. – Достань наш брат.
Почай поднялся и произнес лишь одно слово:
– Нож.
Не дожидаясь, когда ему подадут клинок, выхватил из-за пояса Олафа кинжал и направился к воде.
– Я хожу по Днепру не один десяток лет. Здесь нет никаких подводных богов. Вам ясно? – Хроальд наконец сумел прийти в себя. И, обращаясь к своим воинам, напряженно вглядывался в лицо каждому.
– Тогда что это? – Сиггурд показал на руки Бьорна.
– Мы сейчас все узнаем. Я думаю, что это тот, кому принадлежат вот эти стрелы. Больше он не убьет никого. Я вам всем обещаю. Только если мы сами не перебьем друг друга.
Почай через три минуты уже выходил из воды, волоча за собой труп норманна. Быть может, молодой кривич сам заглянул в глаза утопленнику и что-то прочел в них, но возвращался он уже более твердой поступью, а на губах его кривилась та самая улыбка, про которую в старину говорили: «такой лыбой в пору колья острить».
Хроальд, увидев своего товарища, которого, подобно убитой бездомной собаке, волокли за ногу, почувствовал приступ резкой тошноты в горле.
– Да, Ишута, очень многое я должен поведать тебе, – Аника снова со скрипом выдернул стебелек и сунул сладковатым концом в рот. – Тебе никогда не узнать покоя, если ты ничего не преобразишь на свой лад. Если не сумеешь стать дорогой, копытами верного коня, его густой гривой, телегой или волокушей, которую он тянет за собой. Именно так бежит кровь по нашим жилам. Что толку от куска, который ты урвешь от мира, если нет самого тебя? Если все добытое ты бросаешь в помойную яму. Я говорю тебе: строй дом в самом себе. Когда построишь, то в нем появится житель – хозяин, способный, умеющий, а главное, жаждущий его защитить, чтобы передать поколениям, идущим по твоему следу. Так жил волхв Абарис, и потому он передал тебе частичку себя.
– Но говорят, что ты не боишься смерти, даже все время ищешь ее? – Ишута сел, обхватив руками колени, – совсем, как в детстве, когда наблюдал за работой приемного отца.
– Хм… Глупости! Рисковать своей жизнью и согласиться на смерть – далеко не одно и то же. Мне приходилось встречать сопляков на своем пути, которые с презрительным высокомерием относились к смерти. Женщины, завидя таких, восхищались, излучая сияние восторженных глаз. Принимая испытание железом, ты рискуешь мужеством, поскольку можешь потерять его вместе с бренной плотью, но оно – единственное, что у тебя есть. Любому воину приятно погреться в лучах своей победы, почувствовать на своих плечах чужое, завоеванное оружие. Но сколько может длиться такая радость? Всю жизнь ею не проживешь. Тогда получается, риск – не что иное, как страсть к жизни. Любовь к опасности – воля самой жизни. Воин должен питать собой землю. Одно дело – пойти на смертельный риск, другое – согласиться принять смерть. Но риск – это еще и товар, который ты захочешь обменять.
Обменять же его может только тот, кто не побоится повторить свой подвиг. Тот, кто побоится, будет вечно держать возле себя хлам из воспоминаний, надоевших по горло не только тем, кому он в сотый раз хвастается, но и самому себе. А значит, нужно идти дальше. Ткать и ткать полотно своей жизни, подобно древним старухам, что слепнут над вышивками для своих богов. Они сами стали одеянием, а чудо их рук – нашими словами, обращенными к богам. Так чего же все мы ищем?..
Все мы боимся потерять жизнь телесную, но есть желание в нас более могущественное. Это – жить вечно. В ребенке ли, в доме, в написанных табличках – не важно. Мы жаждем в конечном итоге не чего-то неведомого, но обрести то, что значимее, прочнее и долговечнее нас. И для каждого значимым становится что-то свое. Для одних – слава, для других – дети и так далее.
– Покажи мне свое оружие, учитель! – Ишута кивнул на два железных шара, висевших на поясе Аники.
– А-а. И то верно. – Воин вскинул руку и вытянул из-за плеча древко.
Небольшое, около двух локтей, клееное ратовище имело посередине костяную вставку. Аника прикрепил с помощью цепей к обоим концам его по железному шару. На самих шарах сверкали кривые, в два ногтя длиной ножи и еще острые, точно жало змеи, шипы.
А дальше началось настоящее гипнотизирующее действо. Ратовище заходило в опытных руках, и смертоносные шары пришли в движение. С каждой секундой их скорость увеличивалась. Ядра из двух свистящих, темных точек превратились вначале в стаю светящихся мотылей, а потом – в две сплошные полосы синеватого огня.
Сухие ветки отлетали от деревьев, перерубленные в нескольких местах, падали сгнившие стволы, перемалывалась буквально в муку листва, некоторые сучья выдирались из коры прямо с мясом. Но при этом ни одного ущерба живому, ни единого вреда неродившемуся. Аника виртуозно наносил удары, управляя энергией раскрученных шаров.
– Как видишь, большой силы не нужно! – прокричал он Ишуте. – Я могу делать это часами. Почему я выбрал именно это оружие, ты спросишь? Что тебе ответить. Конечно, и у этого вида есть недостатки, но никто не должен о них знать, – Аника внезапно остановил движение.
– А какое оружие должно быть у меня? Посох ведь – это так… – Ишута усмехнулся, глядя на наследство Абариса.
– Не торопись с выводами! Поначалу наш путь проляжет в Паннонию, там живут авары. Это лучшие наездники, которых я когда-либо встречал на своем пути. Люди хищные и жестокие, но верные в дружбе и отчаянные на войне. Среди них есть уже немолодой воин Ругилл, он-то и научит тебя управляться с конем. Потом мы посетим страну басков. Вот настоящие головорезы! В бою на коротких ножах им нет равных. И конечно же побываем в Бургундии. Бургундцы – самые образованные ребята во всей Европе. Они научат тебя читать по-латыни… Ты умеешь читать и писать?
– Только на нашем, – Ишута поморщился. – Да и то не силен!..
– Нет, парень. Любое сражение начинается в голове. Победить нужно до начала схватки, вот здесь… – Аника постучал большим пальцем Ишуте по лбу. – А потом уже здесь… – воин указал на свое оружие. – Собирайся. Пора тебе строить дом, в котором будет место для любви, оружия и книги.