Зелда, оглушенный, сидел на песке и затуманенным взглядом смотрел на сражающихся людей. В сердце давно уже не было никакого гнева – только ужас и страх. Весь берег был забрызган кровью его сородичей… и ни одного поверженного норманна! Что он скажет семьям погибших? Мало того что не смогли отбить полон, так и еще потеряли столько кормильцев! У Зелды не было сил кричать, а если бы были, то он бы обязательно дал команду отступить, а лучше – просто бежать, подальше от этих жестоких, хорошо обученных людей!
Его ударили щитом точно в лоб, когда он бросился на живую стену врага. Затем по лежащему прошлись ногами, но не стали добивать, очевидно решив, что он больше не поднимется или, напротив, увидев в нем хорошую добычу.
Зелда пришел в себя в тот момент, когда строй викингов оказался к нему спиной. Переведя взгляд от убитых и раненых, стонавших повсюду, на врага, он увидел прямо перед собой мощные подколенные сгибы одного из них. Именно это место у викинга оказалось незащищенным. Зелда подобрал свой топор, ухватил его обеими руками и, встав на одно колено, коротко и яростно рубанул. На большее сил у него уже не было. Над головой раздался звериный крик, потом последовал удар, после которого у кривича искры сыпанули из глаз, и наступила черная вечная тьма.
Норманны на ходу изменили тактику. Теперь оба отряда на расстоянии друг от друга в пять-шесть шагов двигались на неприятеля, оставляя после себя десятки убитых и раненых. Видя, что соперник значительно слабее и вот-вот обратится в бегство, они наносили удары мечами плашмя или обухами топоров, а то и вовсе щитами, чтобы после сражения взять побольше невольников.
Кривичи дрогнули тогда, когда численность сражающихся с их стороны сократилась до трех десятков. Дальше продолжать драться не имело смысла. И они побежали. Но куда может бежать потерпевший поражение? Только к своим. Кто еще способен понять слезы и горечь и попытаться утешить, если не сородичи? Мужчины побежали к своим семьям, к своим женщинам, укрывшимся от набега в лесу.
На это и рассчитывал Хроальд-старый. Он приказал своим воинам держать строй и ни в коем случае не рассыпаться на группы. Впереди строя он поставил Эйнара, который на длинном поводке едва сдерживал хрипящего Фьялара.
Сколько бы убегающие ни запутывали свой след, натасканный на людей пес все равно рано или поздно отыщет свою добычу. Фьялар так рвался вперед, что они с Эйнаром оторвались от своих на добрые полсотни шагов. Напрасно Хроальд кричал вслед, чтобы подождали остальных. Пес почуял знакомый и такой сладкий привкус крови в своей ощеренной пасти. И вот уже человек и собака первыми вошли в лес, преследуя убегающих кривичей. Викинги не могли двигаться быстрее, поскольку в настоящем беге скорость у всех разная, и тогда строй бы рассыпался. Использовать, сохраняя боевые порядки, можно только «волчий ход», или «шаг вестфольдингов», а это хоть и незначительно, но все же оказалось медленнее скорости, выбранной Фьяларом и Эйнаром.
Эйнар почувствовал, как что-то небольшое и острое царапнуло его по щеке. Поначалу он подумал, что это ветка или сучок, но, бросив быстрый взгляд влево, увидел маленькую стрелу, словно пущенную из детского игрушечного лука. Хмыкнул. Потрогал на бегу ранку и слизнул капли крови с кончиков пальцев. Но яд старой Хары, которым был смазан наконечник стрелы, действовал стремительно.
Через несколько шагов викинг ощутил сильную дрожь во всем теле, ноги стали заплетаться, а к горлу подступила тошнота. Его зашатало, а потом перед глазами поплыл белый, ледяной туман. Он рухнул набок с вытянутой вперед правой рукой, вокруг которой был намотан собачий повод. Фьялар еще несколько шагов протащил хозяина по зеленому мху. Но силы пса быстро иссякли, и он заметался, истошно лая и хрипя, полузадушенный своим ошейником. Сквозь пелену тумана Эйнар увидел, как из-за кустов кислицы вышел невысокий человек с копьем наперевес. Он заглянул в глаза умирающему, затем спокойно подошел к Фьялару и быстрым движением вогнал узкий наконечник своего оружия в лохматый загривок. Пес жалобно взвизгнул и повалился замертво.
Уже спустя минуту норманны в оцепенелом ужасе смотрели на трупы своих боевых товарищей.
– На сегодня хватит охоты! – выдавил наконец херсир, сглатывая тяжелый ком. – Заберем то, что есть. Женщин по пути добудем в другом месте. Подберите Эйнара. Нужно его похоронить по-человечески.
Викинги молча подняли на щитах тело бывшего кормчего и понесли к берегу, где стояли спасительные драккары.
Глава 6
– Что ты мне все – правда да правда! Заладил одно и то же! – Аника сделал несколько жадных глотков из кувшина с ледяной водой. – Перебрал я вчера, парень… Ну да ладно. С кем не бывает? Я тебе так скажу: правда, она – девка стыдливая и всегда прячется под покрывало. Ты убил двух саков. В лучшем случае тебя ждет виселица, в худшем – вырвут раскаленными щипцами твое мужское хозяйство и посадят на кол, на котором ты будешь издыхать несколько дней. Нужно очень много свидетельств, чтобы доказать в княжеском суде, что эту… как ее там?.. Чаяну действительно пытались изнасиловать. Это – во-первых. Во-вторых, с чего ты решил, что сама девушка захочет сказать правду?.. И причин тут несколько. Девушке, может быть, самой стыдно. И, безусловно, есть страх перед саками! Они здесь на особом положении, потому как князь в них видит потенциальных героев, способных хорошо надрать задницу норманнам. Ну здесь я имею в виду ситуацию с норманнами. Сакам ничего не светит. Скорее всего, разбегутся, едва завидев их дрессированных псов. Но пока дело до настоящей драки не дошло, саки в фаворе, понимаешь?.. Ни ногтя ты не понимаешь! Зачем тебе вообще понадобилось их убивать?.. С какого олова ты вмешался?.. Саки каждый день кого-то побивают и насилуют.
– Я не хотел убивать! – Ишута шумно вдохнул. – Так само вышло. Руки стали делать все сами…
– Этим и отличается невежа от бойца, что у одного руки и ноги сами по себе, а голова вообще не пойми, не разбери. А у другого все подчинено разуму и воле.
– Я за этим и шел к тебе!
– За этим он шел… Какого пня я вообще тут с тобой языком молочу?! Отдыхал бы себе сейчас на постоялом дворе и в ус не дул…
Мастер и ученик сидели на лесной поляне, привалившись спинами к обгорелому стволу некогда исполинского вяза. Когда Аника понял, что произошло, хмель вихрем выметнулся у него из головы. Схватив все свои нехитрые вещи, он приказал Ишуте следовать за ним. Ругая мальчишку и проклиная на чем свет себя, старый воин скорым шагом направился к городским воротам, понимая, что еще немного, и убийцу начнут искать. Они оказались на выходе из города, опережая весть о случившемся преступлении буквально на несколько минут. Сонная стража, ничего не подозревая, выпустила их. Двух спешно удалявшихся к лесу мужчин еще можно было видеть с одной из башен, в то время как городские ворота уже захлопнулись намертво.
– А как бы ты поступил на моем месте? – Ишута задрал голову и стал разглядывать оливковый загар облаков.
– Прошел бы мимо! – Аника выплюнул измочаленную во рту травинку.
– Прошел бы?!..
– Ну, уж точно не стал бы убивать! Врезал бы хорошенько, да и хватит…
– Нет, а что бы ты сделал на моем месте, находясь в том же возрасте, что и я?
– В твоем возрасте я бы… – начал Аника, но Ишута перебил:
– Ты ведь уже убивал?
– Да, потому как не был еще… да никем я вообще еще не был!
– А я кем-то сейчас есть?..
– Вот о чем послушай… – Аника с тонким скрипом вытянул новый стебелек из травинки и прикусил за белый кончик. – Вполне возможно, что существуют разные жизни. Одна – здесь, на земле! Другая – там, где растут молодильные яблоки. У иных народов человеческий дух блуждает в разных формах. Сегодня – цветок, завтра – собака, потом – человек и так далее. Но не нам с тобой сейчас об этом думать. Пусть об этом рассуждают волхвы всяческих религий и верований. А задача в сути очень простая, с одной стороны, и невероятно сложная – с другой. Нужно с пользой прожить одну-единственную жизнь и достойно встретить одну-единственную смерть. – Аника снова сделал большой глоток из кувшина с родниковой водой. – Был где-то двор с одной разлапистой елью и двумя стройными липами. И старый дом. Ты спросишь, к чему все это? Что проку от этого дома? И впрямь, какой прок от него, если он не может ни укрыть меня, ни обогреть, ибо на путях моих странствий он только греза!..